Подняли как-то наш полк часа в 4 утра по тревоге. Похватали мы в оружейной комнате карабины и побежали, куда предписывалось каждому в таких случаях. Водитель моего радиомаяка (ближнего привода) сразу в гараж, который находился в батальоне, в полутора километрах от полка. А я, по пути туда же, должен был оповестить о тревоге сержанта-сверхсрочника Юрия Богатырева. Не помню его должности, вроде он имел отношение к телефонистам. Дело было в конце сентября, ночи стояли холодные. Я постучал в окошко Юриного домика, который находился минутах в 10 ходьбы от полка, и стал ждать ответа. Через некоторое время услышал, что открылась входная дверь, и кто-то ворчащий движется к калитке. Юра был заспанный, не протрезвевший, в трусах. Продирая глаза, он никак не мог взять в толк – что это я тут делаю, и почему барабаню в его окно. - Ты что это в такую рань, да с карабином? – спросил он меня, как будто я часто ходил к нему в гости. - Да так, - говорю, - Юра, вот надоело мне служить, и решил я сбежать на фиг. Карабин так, на всякий случай захватил, может пригодится для чего? Я тут у тебя временно спрячусь, ладно? - Да ты что? Рехнулся? – Юра постепенно просыпался, - как это сбежал? Говори, что случилось? - Да, случилось, Юра, случилось. Подняли нас по тревоге. Беда большая, Юра. Война. - Как это так война? С кем война? - С Грецией, Юр. Греция объявила нам войну. - Как это с Грецией? Им-то что от нас надо? - Им-то может и не очень надо, но за ними стоят большие империалистические круги. Круги за ними стоят, Юра. - Что за круги? Ничего не понимаю. Америка, что ли? - Наверное. Там эти «черные полковники» в Греции. Они сами по себе очень агрессивные. Жуть. Ну, ты знаешь. Мы вошли в Юрино жилище. Видно было, что компания угомонилась и расползлась по домам не так давно. Дух стоял тот ещё. - А почему они черные, полковники эти, негры что ли? – полюбопытствовал Юра, роясь в шкафу, вероятно, пытаясь найти полевую форму. - Да нет, не негры. Местные, скорее всего, но черные от злобы, говорят. - Что же теперь делать? – спросил Юра, икая и пытаясь навести резкость на глаза. - Я думаю, что ты должен одеться, прийти в штаб и записаться на передовую. Сам, добровольно. Ну, проявить свою политическую сознательность. - А что они уже и границу перешли? – задал Юра резонный вопрос. - Ещё нет, вероятно, решают через какую границу идти на нас. Пока, думаю, будут бомбить. - Как это – «бомбить»? - Ну, так, войны теперь ракетно-бомбовые, а у нас ведь здесь аэродром. Который они явно захотят разбомбить. Точно захотят. - Так надо рассредоточить вертолеты, – Юра постепенно въезжал в ситуацию, пытаясь попасть ногами в сапоги. - Этим сейчас и будут заниматься. - А я чем буду заниматься? – искренне поинтересовался Юра, забыв, что я предложил ему идти записываться на передовую. Его вопрос развеселил меня до невозможности, но я сдержанно сказал, что поскольку он, мягко говоря, не совсем трезв, то ему лучше в этот критический момент остаться дома. А я скажу командованию, что он болен, с высокой температурой, и я согрел ему водички и напоил кипяточком с мёдом, чтобы он поскорее выздоровел и встал бы в строй. На том и порешили. У Юры было страдальческое лицо, он вошел в образ человека с высокой температурой, который, однако, очень хочет быстро выздороветь и встать в строй. Несколько дней Юра дулся на меня за этот розыгрыш. Потом, думаю, дошло до него, что появляться в том виде, в каком он был, честно говоря, ему не следовало. Он подошел первый и сказал, что поверил моим словам, и что это, похоже, «звоночек», и что пить вообще-то надо меньше, и что он не хочет загреметь в лечебницу с белой горячкой. Походило это на похмельное раскаяние.
Категория: Рассказы | Добавил: nicolai (22.03.2009) | Автор: Николай Епифанов
Просмотров: 400 | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]