Конец 70-х. Уважаемый в городе человек, литератор, Юрий Викторович Ратнер, покупал что-то в продуктовом магазине напротив своего дома, рядом с филармонией. Продавщица разговаривала за прилавком со своей подругой достаточно долго. Юрий Викторович ждал. Потом, желая привлечь ее внимание к нему, к покупателю, робко сказал: «Девушка, девушка». «Девушка», вероятно, обидевшись, что ее отвлекают от разговора, взяла с прилавка счеты (abacus) и наотмашь шлёпнула ими Юрия Викторовича по уху. Юрию Викторовичу ее реакция по душе не пришлась, и он пошел с жалобой к директору магазина. Директор на его претензии ответила буквально следующее: «А она у нас такая».

Юра рассказал мне эту историю и показал издалека девушку-продавщицу. Была она лет сорока и крупного, такого борцовского телосложения.

Я жил в двух кварталах от этого гастронома, и покупая что-нибудь, старался внимательно рассмотреть эту девушку. Признаюсь, хотелось как-то досадить ей что ли, отомстить за товарища. Но случая не представлялось.

В последний день 1978 года ударил сильный мороз. Минус 44 градуса, да притом с ветром. На следующий день горожане с удивлением заметили, что полопалась краска на чешских трамваях. И слезла, как слезает, обгоревшая на солнце, кожа с плеч. Правда, краска не заводская, а ремонтная.

Ближе к вечеру я отправился в этот гастроном за томатным соусом. Магазин был пустой - только скучающая кассирша, да три продавца, каждый в своём отделе. Я подошёл к витрине и убедился, что желаемого соуса не было. Стоял только «Кубанский», за 49 копеек. Он мне казался немного сладковатым, но выбирать не приходилось, и я пошёл к кассе.

- Сорок девять копеек в первый, гастрономический отдел, - говорю кассирше, показывая взглядом на расположенный рядом с кассой отдел.

Стараясь не рассматривать продавщицу в упор, протянул ей чек, сказав про соус. Она презрительно его взяла, и хотела уже было наколоть на какую-то спицу, торчавшую сзади прилавка.

- Что такое!? Что такое!? – загромыхала она низким голосом.
- Что такое? – эхом отозвался я.
- 46 копеек и во второй отдел, вот что! – яростно сообщила девушка.
- Ну, вероятно, кассирша ошиблась, сейчас поправим это дело, проблем нет.
- Нет, кассирша не ошиблась, это вы тут ходите и ошибаетесь! Надо же и мороз их не берёт! Всё ходят и ходят, дома не сидится.
- Тихо, тихо, зачем так нервничать, всё будет хорошо, - говорю ей.
- А чё это ты меня успокаиваешь. Я и так знаю, что будет хорошо. Умник нашёлся! Это, небось, ты уже начал отмечать новый год, и ходишь тут путаешь людей. Соуса ему, видишь ли, не хватает. В такой мороз за соусом припёрся! Вот, бля, не сидится ведь людям! Здесь хочешь, не хочешь, а до семи доработай, а им хоть бы хер, дай побродить по магазинам.

Во время её тирады я разобрался с кассовым чеком, и протянул продавцу-оратору новый, тот который ей был и нужен, то есть на 49 копеек и в первый (её) отдел.

Она, приговаривая что-то матерное, посмотрела на него, и со злостью наколола на спицу, где уже было несколько чеков. Я внимательно наблюдал за ней. Счёты на прилавке отсутствовали, но присутствовала эта спица, которая тоже могла послужить оружием в руках разгневанного человека. Вспомнилось и про булыжник, который – «орудие пролетариата».

Девушка вытянула руку назад. Но вот беда, сзади не оказалось банки с соусом. Пришлось, кряхтя и отчаянно проклиная меня, лезть в витрину, там было. Достав банку, она с грохотом шлепнула её, поставив сверху витрины – холодильника. «Слава Богу, не разбилась, - пронеслось в голове, - был бы сейчас ещё и в соусе».

- На! Забирай! – сказала она голосом уставшего человека, которого заставили шкафы таскать.

- Послушайте, - обратился я к ней.
Она выпучила глаза и уставилась на меня так, как будто я мурашка какая, а она собирается изучать меня под микроскопом. Надо же, заговорил!

- Вот вы меня обхамили сейчас. Возможно, вами двигало подсознательное желание испортить мне новогодний праздник. Возможно, у вас стиль общения такой. Так вот, хочу сообщить вам следующее: меня это совершенно не трогает, я человек спокойный, а другой, - тут я прищурил глаза и сказал таинственно, как бы предостерегая, - обидеться может. Представляете, о-очень может обидеться на вас другой. Настолько обидеться, что остановит вечером в подъезде и глаза выдавит.

Продавщица буквально рухнула на свою холодильную витрину, превратившись в бесформенный ком грязно-белого цвета. Она смотрела на меня с неподдельным ужасом. Банка с соусом была, на всякий случай, у меня в руках.
Дойдя до двери, я обернулся. Продавщица так и висела над витриной, они с кассиршей смотрели на меня. Кассирша моих слов явно не слышала, и её, думаю, раздирало любопытство из-за реакции коллеги.


- С Новым годом, девушки! Всего вам самого хорошего! – весело сказал я, помахал приветственно рукой и вышел в клубах пара на морозную улицу.