Уроки закончились, но класс не расходился. После уроков намечалось комсомольское собрание. Стояла весна, всем, конечно, хотелось выйти из школы, подышать весенним воздухом, поболтать в сквериках на площади, в непосредственной близости от которой была школа.

Постояв немного на улице, ребята без энтузиазма пошли в класс. Последним зашел я. Все уже сидели на своих местах, а комсорг Лариса стояла около доски, над которой красовалась, большая, с деревянными буквами, надпись: “To Live And To Study Like Lenin Did”, означавшая, что жить и учиться надо по-ленински.

Увидев меня, Лариса вскинула брови и громко спросила, обращаясь официально так, по фамилии: «Епифанов! А ты - почему здесь? У нас ведь закрытое комсомольское собрание!» Её голос перекрыл лёгкий шум в классе, ребята притихли, было это как-то неожиданно. «Нет, нет, - успокоил я комсорга, - я на секундочку. Можно только папку свою возьму? И тут же уйду». И взял, и ушел, провожаемый немного завистливыми взглядами остающихся. Я ведь шел «на волю», в весенний город, а им предстояло ещё минимум час на закрытом комсомольском собрании клеймить позором греческих «черных полковников», эту военную хунту, против которой выступало всё прогрессивное человечество. Или решать свои «внутрикомсомольские, внутриклассные проблемы». Так или иначе, но комсомольское собрание нашего выпускного 10А было закрытым… от меня. Я был единственным некомсомольцем в классе.

Про «открытые» и «закрытые» собрания я знал и раньше. Папа рассказывал в семье о партийных собраниях.
«Пап, - спрашивал я его, - а как это «закрытое», двери на замке что ли»? «Нет, - объяснял мне, подростку, папа, - на «закрытом» присутствуют только коммунисты». (В моём случае – только комсомольцы).
- Это как подпольщики? Тайно?
- Почему «тайно»?
- Но ведь «закрыто» от беспартийных.
- Ну, получается так, происходит обсуждение разных партийных решений.
- А как же лозунг: «Народ и партия – едины»?- вмешивалась мама.

(Сейчас компьютер объявил, подчеркнув зелёным слово «едины», что «нет существительных, согласующихся с прилагательным «едины»).

- Ну, в общем, конечно едины, только у коммунистов есть и свои дела.

Не мог папа доходчиво мне объяснить это. Не вникали они на его работе в смысл, привыкли «открытое – закрытое». Это как «важно» и «не очень важно». То, о чем говорилось на «закрытых» мгновенно становилось известно тем, от кого «закрылись».

Об этом пел и В.С. Высоцкий: «Так наш ЦК писал в письме закрытом, мы одобряем линию его!»

Ближе к выпускным экзаменам директор нашей школы, замечательный человек и педагог Тамара Васильевна спрашивала меня: «Ну что, Коля, не надумал ещё вступать в комсомол?» «Нет, - говорю, - Тамара Васильевна, не достоин я ещё, надо много работать над собой». Она внимательно посмотрела на меня сквозь стёкла очков, и сказала, что я могу рассчитывать на её рекомендацию, когда «поработаю над собой».

Я не очень хорошо представлял, как это «работать над собой», и что я должен изменить в себе. Обиды тоже не было, а была уверенность в том, что в комсомол я вступать не буду никогда.

Все это вспомнилось сейчас, в канун 90 летия комсомола, глядя на бывшую комсомольскую номенклатуру (я её достаточно хорошо узнал, проработав 7 лет фотографом при Доме молодёжи куйбышевского обкома ВЛКСМ), которая распевала «в телевизоре»: «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым».

29 октября 2008 г.