Первый корпус педагогического института находится на пересечении улиц Пионерской и М. Горького, как раз напротив Речного вокзала.
В 70-х там было 2 факультета: иностранных языков и музыкально - педагогический. Ребят на этих факультетах было сравнительно мало, все друг друга знали, а весной, с открытием навигации, собирались после занятий на набережной, рядом с Речным вокзалом. Собравшись, решали один из самых “насущных” вопросов, где достать пиво.
Несмотря на то, что Самара, в те годы Куйбышев, - родина “Жигулевского пива”, купить его было проблематично. Идти с трехлитровыми банками, которые еще надо было найти (в институт их ведь в портфелях не носили), под Ульяновский спуск (на “Дно”) – опять проблема. Туда, кроме всех прочих, толпами спускались ребята из политеха, строительного, авиационного и медицинского институтов. Оставалось искать бутылочно-пивное счастье, искать его на пароходах, куда в основном и поставлялась весной, летом и осенью продукция Жигулевского комбината. Еще, правда, на железнодорожный вокзал, в поезда. Разница в цене между разливным и бутылочным пивом была существенной: 22 копейки и 50 соответственно (50 копеек – это с ресторанной 13-копеечной наценкой).
На стоящие у причалов пароходы надо было ухитриться попасть. У многих сторожей около трапов срабатывал “синдром вахтера” – “не пущать”. Да пусть оно хоть прокиснет это пиво, мне-то что, не дам пройти и все тут. Почему? Да из вредности, почему же еще. Но если все же удавалось как-то уговорить сторожа, пройти к буфету (буфетчицы, кстати, охотно продавали оставшееся после рейса, ожидая новой загрузки), купить 6-7 бутылок, то жизнь сразу наполнялась ”чувством глубокого удовлетворения”, как говорил Л. И. Брежнев, и не столько от обладания, сколько от трудов, с этим связанных.
Пиво гордо несли в сетке – “авоське” (придуманное А. Райкиным слово) по набережной, подыскивая свободную лавочку. По пути обычно встречались небольшие группы ребят в поисках того, что мы уже достали. Разговор при встречах был предельно коротким: Где? (имелось в виду, на каком пароходе) - А во-он там стоит трехпалубный ”Академик Сахаров”.
Абсолютно не вникая в смысл сказанного, ребята ускоряли шаг в указанном направлении, естественно спрашивая, пытаясь найти пароход, носящий это имя.
А смысл в том, что академик Сахаров был в опале. Потом, в 80-м, его сослали в Горький, лишив всех званий и наград, кроме звания академика. Ходили слухи, что представитель ЦК КПСС осведомлялся в Академии наук о том, был ли в истории прецедент, когда ученого лишили бы звания академика, и будто бы ему ответили, что в фашистской Германии А. Эйнштейна лишили этого звания, и будто бы Советская Академия наук тайным голосованием оставила А. Сахарова академиком.
Прошло несколько лет. Я работал в Доме молодежи. Часто сотрудники нашего культурно-массового отдела собирались в мастерской художников ДМ. Большая, светлая комната. Художница Татьяна угощала нас чаем. Заглядывал туда и зам. директора по культурно-массовой работе В.Г. Посохов.
Однажды он объявил, что на День молодежи мы поедем за Волгу. На пароходе. У меня возникли определенные реминисценции, и я спросил, мол, а как называется пароход. Посохов задумался. Татьяна, желая, вероятно, как-то сгладить неловкость, в которой оказался заместитель директора, сказала: ”Да, ну уж пароход. Баржа, наверное, какая-нибудь”. ”Нет, пароход!” - настаивал Посохов. ”А если пароход, то должен иметь название”, - не унимался я. Посохов был в тупике. Ну, не знал он, как называется пароход, на котором нас должны были везти за Волгу праздновать День молодежи. Тогда я, совсем без ехидства в голосе, а как бы подсказывая, спросил: “Может быть “Академик Сахаров?” “Эх ма!, - отреагировал Посохов, - ну, ты, Николай, даешь! Не удивлюсь, если прочитаю твою статью лет через 20, в какой–нибудь американской газете”. “Вот там и поговорим”, - скромно согласился я.
Посохов рассвирепел. “Пошли, выйдем”, - скомандовал он, словно собирался избить меня в коридоре.
Выйдя из мастерской, он заговорил, еле сдерживая негодование, что, дескать, это недопустимо так отвечать заместителю директора, да и что это такое “там поговорим”, и все это будто бы отдает “махровой антисоветчиной”, и что он за мной давно наблюдает, и в фотолаборатории-то у меня висит цветной портрет Хрущева с голубем, и чтобы я ему больше не говорил о том, что партия Никиту Сергеевича не осудила, а отправила на пенсию по состоянию здоровья, и что уж он-то точно знает, что осудила… и все в этом духе.
Надо было защищаться. Хотя ситуация и не выглядела экстремальной, но наживать себе врага не хотелось.
“Владимир Георгиевич, - сказал я проникновенно, - вы очень неосторожно выразились в присутствии сотрудников отдела”. “Что? Что не так?” - в глазах Посохова появился живой интерес. “Вы сказали, что лет через 20 вы, не удивившись, сможете прочитать мою статью в какой–нибудь американской газете”. “Ну сказал, а что здесь такого?” - не понял Посохов. “А такого здесь ой как много, - продолжал я, - много здесь такого, скажем, любопытного. Ведь люди однозначно могут понять это как то, что вы тайно, скажем прямо, нелегально получаете американские газеты. Вы сказали ” в какой-нибудь”, значит, вы получаете их много, а я что-то не наблюдаю обилия американской прессы в газетных киосках”.
Посохов как будто натолкнулся на стену, таков был его вид. “Ты так думаешь?” - спросил он. “Да, это ж видно без очков”, - подтвердил я. Очень хотелось добавить, как пел Галич, но не добавил.
Владимир Георгиевич растерялся, совершенно к этому не готовый. “Ладно, - тихо проговорил он, - но ты тоже того, не очень…” “Конечно, конечно, я с вами согласен, мы оба должны быть осторожными со словами”, - согласился я, как бы объединяя нас в некую ячейку, в подобие тайного сообщества.
“То–то”, - подытожил Посохов, и мы разошлись как заговорщики к общему с ним удовлетворению, хочется надеяться “глубокому”.
Категория: Рассказы | Добавил: nicolai (12.12.2008) | Автор: Николай Епифанов
Просмотров: 727 | Рейтинг: 5.0/3 |
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]