В 1980 году, начав работать в Доме молодежи, я познакомился в Костиной Лукина дискотеке с неким Николаем Губаревым. Худенький, черненький, лохматенький, с огромными, черными, выпуклыми глазами, тогда Николай носил кличку Звездный, по аналогии со звездным мальчиком. Был он шустрым, говорливым человечком. Рассказывали, что в 70-х у него была кличка Половой, которая происходила совсем не от работника трактира в дореволюционный период.
Чем он занимался в дискотеке? Черт его знает. Что-то паял, что-то помогал таскать. Был на подхвате. Но это по вечерам. Чем он занимался днем, тоже неизвестно. Фарцевал, суетился как-то, ездил в Москву, в Питер, в Прибалтику. Короче, “хипповал”. Некоторые знали его как “Колю питерского”. Немного подвизался и в диссидентском движении. Перепечатывал и распространял “Хронику текущих событий”. Принимал “близко к сердцу” события в Нагорном Карабахе. Активно старался решить вопрос с ним. С кем? Да с Карабахом Нагорным, с кем же еще? Тут у него появилась новая кличка – Звездный-Карабахский.
В Ленинграде он познакомился с группой ДДТ и с ее лидером Юрой Шевчуком. Вроде бы разработал для них логотип, который до сих пор печатается на дисках, майках, значках и т. д.
Свою первую кличку – Половой - он получил неслучайно. От разных женщин у него не то 9, не то 11 детей в разных городах, преимущественно в столицах бывшего Советского Союза.
Одну из его женщин я видел. Жил он тогда в какой-то избушке на ул. Садовой, недалеко от бывшей синагоги, кстати, одной из самых больших в Европе.
Не очень хорошо представляя себе, как выглядели тургеневские девушки, мне хочется назвать ее именно так. Высокая, томная, с большой русой косой, она разительно отличалась от Звездного. Говорила она очень грамотно и спокойно. Николай привез ее из Ленинграда, сорвав с 3-го или 4-го курса Ленинградского университета, с филологического отделения.
Охренев от такого контраста, я осторожно спросил, мол, как же это они оказались вот здесь вот. Она спокойно объяснила мне, что ее родители были против (еще бы!) ее отношений с Николаем, и им пришлось приехать в Куйбышев. Потом она, как я слышал, уехала к родителям. Кажется, с 2-мя детьми.
Звездный занимался, и весьма успешно, так сказать, ювелирным промыслом. Делал всякие цепочки, колечки, брелки, значки из серебра. Делал хорошо, аккуратно и не без дизайнерской мысли.
Я видел его инструмент: все эти тисочки, напильнички, специальные газовые горелки и пр. Мастеров серебряных дел особо не преследовали, т. к. сырьем служили ложки и полтинники 20-х годов, ну те, на которых кузнец бьет по наковальне, дескать, перекуем мечи на орала.
В мае 1985 года грянула перестройка, а в мае 1986 Костя Лукин предложил мне поработать в кафе “Прохлада”, что на углу пр-та им. Масленникова и Московского шоссе. Дело в том, что алкоголь запретили во всех ресторанах, столовых, буфетах. Кафе стало убыточным. За электричество администрации приходилось платить больше, чем поступало в кассу от продажи разбавленных соков и небольшого ассортимента, с позволения сказать, выпечки. Да, еще там продавалось мороженое, самое что ни есть тривиальное.
Так вот, стали мы там крутить дискотеки. Это был первый в Самаре такого плана коммерческий проект. Я администрировал, сам печатал и продавал входные рублевые билеты, а Костя Лукин и Саша Голубев вели информационные и танцевальные программы. 4 дня в неделю: четверг, пятница, суббота и воскресенье - с 19 до 23 часов. Народ просто ломился. Помещение не могло вместить всех желающих, а посему танцевали как бы посменно. Т. е. одна партия народа танцует, а другая пока что ожидает недалеко от входа, рядом с живописной лесопосадкой. И весь вечер такое вот “броуновское” движение, приносившее более чем ощутимый доход.
В Доме молодежи моей обязанностью было фотографировать проводимые мероприятия – вечера, творческие встречи, концерты, фестивали и т. д. Отвечал за это зам. директора по культурно-массовой работе Владимир Георгиевич Посохов.
Высокий, сутуловатый, как бы стесняясь своего роста, в принципе он был неплохим человеком. Возрастом старше нас, с большими залысинами и с комсомольским значком на лацкане пиджака, он выглядел как-то странно в этой молодежной “тусовке” - (появившееся тогда слово). С юмором у него было туговато. Когда на его заявление о том, что он знает молодежь города, я говорил, что и молодежь города вас знает, он абсолютно не ощущал иронии. Ему было приятно слышать о себе оценку типа “Вы очень проницательный человек, Владимир Георгиевич, и всю культуру знаете от и до…”.
Итак, работаем мы вечером с Костей в “Прохладе”, а “разведка” доносит, что меня (перед мероприятием) разыскивает Посохов. Ему сказали, что я где-то тут (в ДМ), а он вроде как не верит. “Ну, что, - говорит Костя, – “нарисуйся” перед ним с фотоаппаратом на шее и обратно в “Прохладу”, а мы временно тебя кем-нибудь заменим из завсегдатаев - приятелей”.
Проскользнул я незаметно в Дом молодежи, повесил на шею фотоаппарат и иду вальяжно по коридору навстречу изумленному Посохову.
В огромном фойе шла подготовка к мероприятию. Натягивались сверху вниз канаты, по которым должны были в кульминационный момент со вспышками света слететь вниз “черти”– ребята-альпинисты. Ну как же такая ответственная работа по натягиванию канатов могла обойтись без Звездного? Она и не обошлась без него. Сосредоточенный и целеустремленный, раздуваясь от важности порученного ему дела, он вместе с ребятами-альпинистами вязал узлы вокруг квадратных колонн наверху, где Г-образный балкон нависал над фойе.
Мы с Посоховым подошли. Владимир Георгиевич миролюбиво, но с некоторой иронией, как мне показалось, спросил Звездного, мол, что, Николай, прокатиться хочешь? Ожидая услышать в ответ что-нибудь быстрое и нечленораздельное, я был крайне изумлен услышанным: “Прокатиться?! Я вас сам прокачу! Да! Я вас так прокачу, что мало не покажется!!!”
Реакцией Посохова было – “???” А Звездный продолжал, мол, “вы меня в присутственном месте, в святом здании, принадлежащем обкому ВЛКСМ, при людях, 15 минут назад послали, послали меня, меня послали публично на х..! Я буду на вас жаловаться! Не-е-ет, я не пойду в обком комсомола, а поскольку вы – коммунист, то я пойду в “а-а-а-пком ка-па-эс-эс”, в “апком” партии я пойду, и все там расскажу!! Расскажу, а если попросят, а меня попросят, то и письменно напишу, что коммунист Посохов, будучи на работе, послал меня - сотрудника и общественного помощника дискотеки на - х..!! Вот так я напишу, если меня попросят, а меня, я уверяю вас, обязательно там попросят об этом. Точно знаю, попросят!”
С Посохова слетела вся комсомольская спесь, и он залепетал, мол, Коля, ну что ты, мы, дескать, свои люди и ничего особенного в том нет, что я тебя куда-то там послал, да я и не помню уже куда именно-то послал, а ты вот… вот ты, че, это так вот, так вот сердишься.
Это было уже слишком. Звездного это раздразнило как красная тряпка быка. Это был прямо-таки “катарсистный выход патологического психоматериала наружу”. “Вы, - кричал уже он, - вы не помните куда меня послали?! Я вам напомню! Вы послали меня на х..!! Вот куда вы меня послали!! Я это напишу крупными печатными буквами в своей жалобе в обком КПСС!! Они там должны знать, какие бывают коммунисты!! А бывают такие, которые не уважают сотрудников лучшей дискотеки страны и посылают их публично на х..!! Я еще возьму в свидетели тот десяток сотрудников, которые слышали, а среди них 3 девушки!!! И пусть там узнают о вашем моральном облике и о том, что ваша совесть, совесть коммуниста, позволяет вам посылать меня на х..!! в присутствии девушек, а они, и я в этом уверен, состоят в комсомоле!! И пусть бюро обкома КПСС даст должную оценку вашему поведению!!!” (Тираду я сократил, она была длиннее). В подтверждение своих намерений Звездный совершил ужасное вращение своими круглыми, черными, выпуклыми глазами.
Посохов обмяк. Смотреть на него было жалко. Я не знал, что делать. Люди на некотором расстоянии от нас стояли, разинув рты. Но принимать решение было надо, и Посохов, положив руку на мое плечо, повел меня молча в коридор к своему кабинету. Открыл подрагивающей рукой дверь, кивком головы предложил сесть. Затем как-то отрешенно спросил, мол, не хочу ли я водки. Обижать его своим отказом я не стал. Мы выпили немного, ну, сколько было в початой бутылке, столько и выпили, а затем он захотел почему-то поиграть для меня на баяне и заиграл вальс. Вот же угораздило, - пронеслось в голове, - там Костя в “Прохладе” нервничает, а я тут слушаю “На сопках Манчжурии”. Пришлось какое-то время внимать с умным видом это музицирование в прострации.
На гневный вопрос Кости, почему так долго, я ответил, что Посохов налил мне водки и поиграл на баяне, а я не мог его послать “куда подальше”, и пусть он сам других посылает.
Категория: Рассказы | Добавил: nicolai (12.12.2008) | Автор: Николай Епифанов
Просмотров: 447 | Рейтинг: 5.0/1 |
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]