Образовалась наша школа в 1963 году. Была она с «английским уклоном». Набирали тогда два вторых, два третьих, два четвертых и два пятых класса. Мы, пятиклассники, были самыми старшими. И были ими и в шестом, и в седьмом, и в восьмом, и в девятом классе. И были первыми выпускниками.

 

Через год после открытия школы пришел к нам работать лаборантом молодой парень Юра Алексин. Был он всего на пять лет старше нас, но тогда, правда, эта разница была существенной. Юра увлекался музыкой, и у него в лаборантской, или, как говорили, в школьном радиоузле, мы впервые услышали Битлз. Иногда на переменах Юра включал их музыку, и звучали в коридорах "Girl”, "Michel”, "A Taste Of Honey”, то есть медленные композиции. Ритмичные, или как стали говорить много позже, забойные, слушали у Юры, не рисковал он включать на всю школу, скажем, "Can’t Buy Me Love” или "I’m Down”.

 

Тогда же стали говорить, что ребята – Битлы из простых рабочих семей, и в их музыке есть отголоски шотландских баллад, то есть народная основа. А против народа официальная идеология нашей страны как-то не очень выступала. Правда, говорили, что поскольку музыкантам довелось, к сожалению, родиться в мире чистогана, постольку это есть в их некоторых «невыдержанных» песнях. Но они, разумеется, протестуют, как умеют. По крайней мере, так бы оправдывался Юра, если бы к нему были претензии. Это была заготовка для всяких проверяющих. Надо признаться, что педагогический коллектив школы был, как сейчас говорят, продвинутым, и в школе нареканий на музыку не было. Звучат песни на английском языке, и – хорошо. Школа-то «английская».

 

В конце восьмого класса замечательный человек и педагог, преподаватель химии, Валентина Поликарповна Комарова, вдруг спросила на уроке: «Ребята, а кто у нас Маккартни?» Воцарилась тишина, фамилия говорила о многом. Показалось, что Валентина Поликарповна спрашивает так, вообще, то есть интересуется. Она поняла эту заминку, взяла со стола ученическую тетрадь и прочитала, что по химии, что ученика 8 класса Владимира Маккартни.

 

Несколько секунд все недоуменно смотрели друг на друга. Тут поднялся Володя Мармышев и сказал, что это он, это его тетрадь, и он решил взять девичью фамилию своей бабушки. Валентина Поликарповна, надо отдать ей должное, очень тактично объяснила Володе, что вопрос этот решаем, но пока он записан в школе под другой фамилией, да вот, к примеру, в таком документе, как классный журнал. И что надо некоторое время подождать, ну хотя бы до получения паспорта, где и будет записана его новая фамилия.

 

Володя нам вдохновенно врал, что у его бабушки «шотландские корни», что она недаром работала, до выхода на пенсию, преподавателем английского языка.

Девчонки слушали раскрыв рты.

 

- А что это ты решил сменить фамилию, – спросил я, - своя не нравится? - Да нет, ничего, но не сочетается с именем. Вот если бы меня звали Жорж! Послушай, как звучит: «Жорж Мармышев!» - Звучит хорошо, - говорю, - звучит как Джордж. - Правда! – воскликнул Володя и посмотрел благодарно на меня. Что тут и говорить, когда имелся в виду Джордж Харрисон!

 

Нам едва исполнилось 15 лет, стояла весна 1967 года. Менять фамилию он передумал.